Неточные совпадения
В день свадьбы Левин, по обычаю (на исполнении всех обычаев строго настаивали княгиня и Дарья Александровна), не видал своей невесты и обедал у себя в гостинице со случайно собравшимися к нему тремя холостяками: Сергей Иванович, Катавасов, товарищ по университету, теперь профессор естественных
наук, которого, встретив на улице, Левин затащил к себе, и Чириков, шафер, московский
мировой судья, товарищ Левина по медвежьей охоте.
Но человек сделал это на свою погибель, он — враг свободной игры
мировых сил, схематизатор; его ненавистью к свободе созданы религии, философии,
науки, государства и вся мерзость жизни.
А что если
наука изучает лишь болезненное состояние мира, если в ее ведении лишь природный порядок, который есть результат греха и
мирового недуга, если
наука только патология?
От веры в единую, всеобъемлющую, догматическую
науку, постигающую тайну
мирового механизма, от веры в материализм, в механизм, в эволюционизм и пр. не остается камня на камне.
Явные и постоянные черты всякой реакции всегда выражаются в том, что победители начинают бояться разума, которым они пользовались как оружием и силу которого хорошо знают; побежденные же сомневаются в силе разума,
мировое творческое значение которого не вполне ясно им, ибо побежденным является народ, а его, как известно, не очень охотно знакомят с могуществом разума и
науки.
Мировая закономерность, установляемая
наукой, имеет прагматическое и схематическое значение лишь для данного отрезка времени и притом ceteris paribus [При прочих равных условиях (лат.).].
Науки о природе также не имеют дела с
мировым целым, с космическим единством, они познают именно частичность природы и не благоприятны оптимистическому взгляду на космос.
Свою
науку и свой разум признает человек необходимыми и зрелыми плодами
мировой эволюции.
Неволя у
мировой данности, обязательная для
науки, для философии есть падение и измена познавательной воле к свободе.
Познание ценностей, т. е. того, что находится за пределами
мировой данности, навязанной действительности, есть дело философии как творческого искусства, а не как
науки, и потому не требует логики познания ценностей.
Прежние эпохи знали лишь вопрос об оправдании
наук и искусств или создании новых форм общественности, но не знали религиозного вопроса о творчестве, о раскрытии творческой тайны о человеке в новую
мировую эпоху.
Для оккультной
науки Штейнера так до конца и остается неизвестным, имеет ли
мировой процесс смысл и в чем этот смысл.
Наука есть познание необходимости через приспособление к
мировой данности и познание из необходимости.
По специфической своей сущности
наука есть реакция самосохранения человека, потерянного в темном лесу
мировой жизни.
Если
наука есть экономическое приспособление к
мировой данности и послушание
мировой необходимости, то почему же и в каком смысле философия должна зависеть от
науки и быть
наукой?
Что ценность и значение земли и человека превышают весь природный мир, истина эта и должна быть скрыта для
науки, приспособленной лишь к
мировой данности и необходимости.
Их богословие и их
наука, их мораль и их социология не знают любви, не видят в любви
мировой проблемы.
Общеобязательность
науки, как приспособление к данному состоянию мира, выражает низшую, ущербную форму общения на почве
мировой необходимости.
Но критическая гносеология ориентируется исключительно на
науке, т. е. на познании как приспособлении к
мировой данности, как послушании необходимому.
В общем и общеобязательном ходе
мировой культуры и «
науки и искусства» были формой приспособления к необходимости.
Еще можно определить
науку как сокращенное, экономическое описание данной
мировой необходимости в целях ориентировки и реакции самосохранения [В широком смысле прагматическая теория познания есть единственно возможная и единственно верная теория научного познания.
В
науке самое доказанное и есть наиболее совершенно приспособленное к
мировой необходимости для ориентировки в ней.
Когда философия делается
наукой, она не достигает своей заветной цели — прорыва из
мировой данности, прозрения свободы за необходимостью.
Научность (не
наука) есть рабство духа у низших сфер бытия, неустанное и повсеместное сознание власти необходимости, зависимости от
мировой тяжести.
Правда, в
науке всегда жили и боролись две души, и одна из них жаждала познания
мировой тайны.